День гнева. Новая сигнальная [сборник Литрес] - Север Феликсович Гансовский

Солнце зашло. Планета плыла в свете созвездий, совсем не похожих на те, что Стван знал в бытность среди людей. Большая Медведица была еще медвежонком, она запустила лапу в Волосы Вероники. Гончие Псы бежали пока рядом, голова в голову, готовые вцепиться в хвост Льва, на спину которому уселась вовсе даже не Дева, а Девочка только.

Далекие созвездия, которые пока никто никак не назвал.

Когда Стван открыл глаза, ему показалось, что он в воздухе и летит. Лежать на боку было так мягко, что ложе почти не ощущалось. А справа налево текла многоцветная процессия, струилось в море карнавальное шествие оттенков. Стогами, снопами стояли над горизонтом сизые, лимонные, апельсиновые облака. Ветер теребил гладь вод, чудилось, что отражения бегут-бегут.

Мир этого утра был жемчужным и перламутровым, дальний план тонул в атласной переливчатой голубизне, а вблизи, в песчаных ямочках, тень синела густо, как намазанная, как вытканная парчой.

Он вскочил:

– И это все мне?.. Может быть, сон, гипноз?

Схватил на ладонь грудку сыроватого песка. Она была тяжеленькая, хрупко держала форму, готовая, впрочем, тут же рассыпаться. Хлопнул рукой по воде – вода отозвалась упругой твердостью. Копнул босой ногой почву, и почва солидно уперлась навстречу усилию.

Все в порядке. Действительно, кембрий. Начало начал, когда простенькая жизнь еще не выбралась на сушу.

С размаху бросился на песок, проехался животом, перевернулся на спину. На память пришли жаркая мостовая, толпы на городском конвейере. Разве сравнишь с окружающей свежестью и простором!

Люди, город… Его губы сложились в гримасу. Постоянный безликий вызов, миллион чужих взоров за день, которые тебя быстро, оценивающе прощупывают мимоходом, чтобы убедиться, что ты (не дай бог!) не лучше. Непрерывное сравнивание, соизмерение, конкуренция, напряженность, которые в бешенство уже приводят. А почему? Зачем?.. Затем, что на планете, за исключением сотни, может быть тысяч, выдающихся личностей, остальные чувствуют себя вторым сортом. Хороший инженер рассматривает себя как неудачника, поскольку не поэт, который, в свою очередь, завидует международному организатору, сорок раз мир облетевшему. Про секретарш и программистов нечего и говорить. Феодализм, рабовладельческий строй такого не знали. В те эпохи человек всегда мог и перед другими, и самому себе сослаться – мол, низкое происхождение, классовый строй мешают, а то бы он о-го-го! Теперь, увы, валить не на что. Вход в Дом Дискуссий для тебя закрыт не по каким-нибудь внешним причинам, а просто ты неинтересен, и Мегаполис не станет тебя слушать. В результате сознание неполноценности, и на улице каждый старается себя утешить, взглядом отыскивая тех, кто еще слабей, проще. Нашел – доволен. Вот шагаешь, и понятно: этому доставил маленькую дурную радость, и этому, и вон тому. Черт возьми! Да кто я для вас – козел отпущения?.. А на работе?! Какие-то умники уже выдумали, решили, тебе же только рассчитывать изгиб детали, которая войдет в блок агрегата. Во что это в конце концов выльется, у тебя представление общее и весьма смутное. Тот же давно запрещенный конвейер, только умственный – из смены в смену подкручиваешь единственную математическую гайку. Правда, как ни странно, есть чудаки, способные и этим увлекаться. Оглядишься в коридоре – там и здесь губы движутся, глаза сверкают, события, дела. А подошел, прислушался – техника, технология. Спросишь, из-за чего копья-то ломать, они сразу начинают смотреть в сторону. Неудивительно поэтому, что скачешь из организации в организацию, и на службе такая же злость одолевает, как на улице. Вместе с тем и дома у телевизора нельзя не раздражаться, потому что показывают только тех, кто во всяком деле тебя так несоизмеримо превосходит, что браться за что-то гаснет охота. На экране чемпион четыре метра прыгает, либо артист-премьер любым движением напоминает, насколько ты сам неуклюж. Всякое тобой задуманное уже во много раз заранее перекрыто. Самому ясно, что, если рисуешь хуже Девао, танцуешь хуже этой… Волгиной, нечего и время терять. А перевернул с искусства, со спорта на другую программу – изобретатель, на пятую-десятую – ученый, который новый закон открыл. Так и толкают с экрана в душу, что рядом с ними ты совсем ничто-ничто. Пожалуй, из-за этого люди в прошлом веке пили, а в нынешнем идут в субкультуры, в клубы тех, кто никогда ничего не изобрел, не открыл, старые электрические лампочки коллекционируют, коробки спичечные… Кстати, насчет ученых. Вот зачем их обожествлять? Ну объяснили нам, простакам, что Вселенная начала сужаться, что если человек сердит, так это у него адреналин в крови, а горе и радость – тоже химические соединения. Однако в результате распространяется полная бессмысленность. Зачем мне вообще быть, если я, мой внутренний мир – не более чем комбинация веществ, которые и в пробирке получаются… Между прочим, особенных усилий или грандиозного ума такие якобы открытия не требуют. Если окружен изощреннейшей аппаратурой, если реактивы смешиваются, поля взаимодействуют, клетки делятся, то в кутерьме молекул, воли, в каше прыгающих электронов неисчерпаемая материя обязательно подсунет что-нибудь свеженькое. Надо только оказаться на месте или посадить ассистента, чтобы не спускал глаз. Если честно, личной заслуги нет, что такой-то стал исследователем, а не экскурсоводом. Значит, родители, значит, преподаватель так направил, знакомства… Но предположим, не так, пусть действительно способности. Ну и что? Одного гортань делает великим певцом, другому свой тенор только в ванне выпускать. Но разве второй виноват? Глупо и дико мы до сих пор зависим от природы. Время и пространство побеждены, но в человеческих отношениях пассивный все равно остается пассивным. Когда-то, хоть в восемнадцатом-девятнадцатом, этой проблемы не было. Где уж о таланте, о славе, если босиком и есть нечего? Битва за голое существование все поглощала. А сейчас оно и вылезло, когда каждому, будьте любезны, хлеб, жилье. Неравенство – вот страшная проблема коммунизма. Тебя к Дому Дискуссий (вернее, ко Дворцу, с такими сокровищами искусства, какие императорам не снились) и близко не подпустят, а перед талантом двери сами собой. (А он-то, талант, бесплатно и случайно получен от самого естества!) Ты вечерами сохнешь, каждый час словно тяжеленный мешок, а у известных, у популярных секунды на счету, потому что забрали себе всю борьбу, все волнующее. Иногда думается: истребить бы этих гениев, честное слово. Они, конечно, нужны были, когда империализм, когда планета прокормиться не могла. Но танки давно в музеях, всюду развешаны дурацкие плакаты «Спасибо, звери!», поскольку налажено наконец с М-белками. Значит, пора кончать с диктатурой одаренных или хотя бы не восклицать им осанну. Однако все равно восклицают. Простой человек в конторе четыре часа подряд, и если на него обратят внимание, так только чтоб нетерпеливо спросить, почему такие-то